Мы не расстанемся - Страница 7

Ален обратил внимание на бледность пожилой женщины и ее влажную кожу. Дышала она часто, но не глубоко. Он взял ее кисть и посчитал пульс.

У Эдды была холодная рука, а косточки — как у ласточки, на которую она походила сейчас в своем коричневом шелковом платье. Сердце билось слишком быстро, и Алену совсем не понравилась неритмичность этих ударов.

Доктор постарался незаметно раскрыть свой саквояж и извлек из него стетоскоп.

— Уберите эту штуку! — приказала пожилая леди, как только поняла его намерение.

— Доставьте мне удовольствие, ладно? Я пытаюсь завлечь новых пациентов.

Не успела Эдда ответить, как Ален уже приставил стетоскоп к ее груди. Платье несколько приглушало звук, но не настолько, чтобы не узнать хронический недуг.

Чуть зажмурившись, Ален сосредоточился на ритме, знакомом ему почти так же хорошо, как и свой собственный, опасаясь услышать хотя бы намек на его ухудшение. Насколько можно было доверять его слуху, особой беды не произошло. Однако чтобы убедиться в этом, он решил понаблюдать за Эддой в больнице.

Все еще держа старушку за руку, он окинул взглядом собравшихся, отыскивая изборожденное морщинами лицо начальника полиции Стива Маккензи. Стоя в конце зала, шериф зорко следил за толпой.

Ален поймал его взгляд и чуть заметно кивнул. Не колеблясь ни секунды, Стив поспешил к сцене и, приблизившись, спросил:

— Нужна помощь, док?

— Ты на патрульной или на своем фургоне?

— На фургоне. А что?

— Сэм говорит, что «скорая» опять сломалась, а мой «бронко» забит барахлом. Не довезешь Эдду до больницы? Пусть хоть раз проедется с удобствами, не то что в своем старом драндулете.

У Эдды был «кадиллак» 1948 года, которым старушка гордилась и восхищалась. Она поклялась, что завещает его Алену, а он поклялся в ответ, что она переживет свой драндулет.

— С удовольствием, — подмигнул Стив, заметив неудовольствие на лице Эдды.

— Ничего у него не выйдет! — воскликнула Эдда, однако это получилось у нее еле слышно и вовсе не свирепо, как ей хотелось бы.

Ален мягко сжал кисть старушки:

— Уж побалуйте меня, дорогуша, хоть один раз, ладно?

И изобразил свою лучшую улыбку, унаследованную от прадеда-ирландца. Эдда попыталась устоять перед его обворожительностью, но в конце концов сдалась. Кто сказал, что Ален Смит лишен шарма? — самодовольно подумал он.

— У меня нет времени прохлаждаться на больничной койке, — предупредила она, свирепо глядя на него.

— Избави меня, боже, от женщин, полагающих, что они разбираются в себе лучше, чем их врач, — пробормотал Ален и взглянул на Надю, героически пытавшуюся скрыть виноватое выражение лица.

Теперь, когда Эдда уже не требовала его внимания, он решил напуститься на свою новую пациентку.

— Вам не по нутру мои врачебные принципы? — спросил он так, чтобы слышала только она. — Или в нынешнем сезоне вы, женщины, решили организовать кампанию против переутомившихся врачей?

Надя попыталась изобразить невинность, но тут же смирились с безнадежностью своих усилий.

— Бог с вами, какие кампании? — скромно заметила она, сознавая, что Эдда прислушивается к их разговору с живейшим интересом. — Только компромисс, помните?

— Если верить моему учителю английского, компромисс означает: не одна, а обе стороны идут на уступки.

— Я оставалась до вечера. Спросите у Джона — он заехал за мной ровно в половине седьмого.

Ален скривился. Как и предугадала Надя, даже этот малейший намек на улыбку изменил его лицо к лучшему. Сделал более мужественным и волнующим.

— Вы должны были остаться до завтрака. — Ален переключил свое внимание на Эдду, наклонился к ней и жестко проговорил: — А вы не смейте доставлять мне неприятности. Слышите, миссис Карпентер?

Доктор поднял маленькую неистовую женщину и положил ее на могучие руки начальника полиции, попросив его:

— Скажи Элен, я буду через двадцать минут.

Маккензи направился к выходу, легко, как нос корабля, раздвигая толпу, которая вновь смыкалась за его спиной.

Слыша, как родители и ученики провожают Эдду ободряющими возгласами, Надя позавидовала умению старой леди заводить друзей.

Ей самой это стоило немалого труда.

— У нее что-нибудь серьезное? — спросила Надя Алена, сурово взиравшего на нее.

— Трудно сказать, пока не проведены некоторые исследования.

В последние месяцы у Эдды было уже несколько обмороков, о которых вряд ли знали ее друзья. Он-то знал, ибо это была его обязанность.

Уже многие годы Эдда жила как бы «взаймы». Она была обречена. Ален знал — протянет еще месяцев шесть, от силы год, если не побережется, о чем он почти умолял ее. Однако Эдда не желала никого слушать. Как, похоже, и Надя Адам.

— А теперь поговорим о вас, миссис Адам. Почему вы ослушались врача?

— Я не…

— Да, да, знаю, компромисс. — Он протянул руку, помогая ей подняться.

— Спасибо, — прошептала она, медленно поднявшись.

Надя неожиданно почувствовала головокружение, ее закачало. Она сделала пару быстрых вдохов, неуверенно держась на высоких каблуках, которые ей, видимо, еще не следовало надевать. Он крепче взял ее за руку, и она наконец выпрямилась.

У него оказалась сильная рука с мозолистой ладонью и крепкими пальцами рабочего, чего она не ожидала от человека, достаточно искусного для проведения хирургических операций.

— Упрямая женщина, — пробормотал доктор. — Вам следует лежать, и вы прекрасно знаете это.

Он держал ее за руку, пока у нее не прошло головокружение. Но и отпустив ее, на всякий случай не отходил.