Мы не расстанемся - Страница 31

— Странно, но я не помню, чтобы надоедала тебе своим альбомом в последнее время.

— Вы никогда не смогли бы надоесть мне, Эдда. Я с удовольствием посмотрю ваши альбомы, но я видела снимки в нашем архиве.

— Думаю, там есть и мои…

— Конечно.

— Ты скажешь, зачем ты смотрела снимки Николаса.

— Делала работу об общине. Чтобы быть в курсе, можно сказать.

— Я делаю то же самое. Каждый вечер после обеда я трачу на это по часу. Иногда, когда заходит Ален, я уговариваю его поиграть в четыре руки.

Надя насторожилась. Она не намеревалась обсуждать Алена с кем бы то ни было, пока не встретится с ним.

— Он играл однажды с Элли. Кажется, Моцарта по памяти.

— Да, это одна из наших любимых вещей. Знаешь, он не хотел влюбляться в тебя, но влюбился, и по-настоящему. Я чувствую это всякий раз, когда он упоминает твое имя.

Надя пролила чай на белоснежную скатерть.

— О извините…

— Не стоит того, моя дорогая. Ты, должно быть, уже знаешь — в Миртле нет тайн.

— Надеюсь, вы ошибаетесь на этот счет.

— Я не собираюсь смущать тебя. Но в моем возрасте, когда времени остается так мало, иногда приходится быть резкой.

Надя почувствовала легкое жжение в глазах. Эдда казалась сейчас такой хрупкой…

— Вы не такая уж старая, и сами знаете это, — сказала она, понимая, что не обманывает ни ее, ни себя. — И мне нравятся люди, которые говорят правду. Люди же, способные на ложь, причиняют наибольшую боль.

— Да, хотя, я думаю, что бывает и ложь во спасение, она порой предпочтительнее правды.

Надя покачала головой.

— Я не могу согласиться. Это противоречит всему, чему меня учили, всему, во что я верю.

— Так расскажи мне, дорогая, что происходит в «Пресс». Что-нибудь волнующее? Анна была у меня несколько дней назад — она пишет статью о старом докторе. Я хорошо знала его, и мы с Анной довольно долго говорили о нем.

Надя подумала о «скорой помощи», о том, какое значение имело бы появление ее для Эдды и многих людей ее возраста.

— Сегодня утром мне позвонила продюсер, знакомая по Лос-Анджелесу. Она хочет сделать документальный фильм о местной медицине и выбрала для этого Миртл.

Эдда заметно побледнела.

— Нет-нет! — воскликнула она. — Не позволяйте ей делать этого.

Надя встревожилась.

— С вами все в порядке? Дать вам таблетки или позвать Алена?

— Нет, нет, я чувствую себя хорошо. Немного потрясена, вот и все. — Она покачала головой. — Я страшилась этого с тех пор, как сюда приехал Ален. — Эдда судорожно вдохнула: — Надя, ты любишь Алена?

— Я… думала, что люблю. — Она опустила глаза. — Он сложный человек, Эдда. Замечательный доктор, но…

Надя не могла продолжать. Если сказать Эдде о своем открытии, это причинит ей сильную боль.

— Все в порядке, моя дорогая. Я знаю, о чем ты умалчиваешь.

— Не знаю, понимаю ли я вас.

— Ален Смит — на самом деле не Ален Смит.

— Вы знаете? — недоверчиво прошептала Надя. — О Георге Лейтоне и о том, что он сделал?

Эдда кивнула.

— Как, очевидно, и ты.

Надя едва не расплакалась.

— У меня было ощущение, что я откуда-то знаю Алена, но не могла вспомнить. Когда телевизионный продюсер сказала мне, что Ален противится съемкам фильма, меня разобрало любопытство.

— И будучи компетентной газетчицей, ты обнаружила правду.

Надя кивнула и спросила:

— А как узнали вы?

— Я была членом комитета, который выбирал стипендиата из присланных Гарвардом кандидатур. Когда Николас поехал в Гарвард, чтобы переговорить с кандидатами, я сопровождала его. Нам понравился тот человек, и мы решили, что он станет хорошим доктором для нас.

— Но несколько лет спустя, когда приехал не тот, кого вы выбрали, почему вы промолчали?

— Из-за Николаса. Однажды он попросил меня не предпринимать ничего, пока я не буду уверена в фактах. Факты я собрала. Помнишь, я же библиотекарь? Я тоже умею проводить расследования;

— Вы могли бы известить правоохранительные органы, его бы задержали и судили.

Эдда кивнула.

— Я могла бы сделать все это, и таково было мое первое намерение.

— Но вы так не поступили…

Эдда тряхнула головой.

— Миртл отчаянно нуждался во враче. Смерть моего дорогого Ника подтвердила это. А то, что я знала о Георге Лейтоне, свидетельствовало, что он должен стать отличным хирургом.

Надя вздохнула.

— Ален знает?

Лицо пожилой женщины потемнело.

— Нет. Я поняла, что настоящий Ален Смит не сказал своему другу Георгу о том, что познакомился со мной, но, видимо, сказал о смерти Николаса. Иначе доктор Лейтон вряд ли попытался бы занять место своего погибшего друга.

— Но через несколько лет вы стали друзьями, и даже тогда ничего ему не сказали. Почему?

— Если бы я сказала, он не остался бы здесь. Его совесть не позволила бы ему, поэтому я и хранила молчание… Я знаю, о чем ты думаешь, моя дорогая. Но на самом деле я не была безответственной. Я знала, что рисковала жизнями, храня молчание, поэтому следила за нашим новым доктором долгое время. И до сих пор у меня не было причин сожалеть о своем молчании.

Выражение ее лица стало таким же нежным, каким оно было, когда она вспоминала своего мужа.

— Мы действительно подружились. Он все чаще приходил ко мне. Справиться о моем здоровье и был очень внимателен. Но мне кажется, ему необходимо было общаться с кем-то, кто показывал бы ему, что принимает его за честного, достойного доверия человека, которым он так старался стать.

Надя заморгала, борясь со слезами. У нее тоже возникло похожее чувство. Особенно когда он сжимал ее в объятиях.