Мы не расстанемся - Страница 17

— Стив Маккензи заверяет, что эта гончая — чемпионка, настоящая чистокровка и так далее.

Надя размышляла некоторое время.

— О'кей. А что, если кратко изложить историю медицины с начала века и до кануна следующего? С помощью архивных фотографий можно показать, как внедрялись открытия и изобретения, как автомобиль пришел на смену конной повозке и соответственно менялась жизнь врача.

Анна заметно приободрилась.

— Мне это нравится! Обалденная возможность сравнительного анализа. От двухместной коляски до санитарных вертолетов и самолетов.

— Ален… э… доктор Смит упомянул своего предшественника, кажется, это доктор Сеннетт. Посмотри, что у нас на него есть, может, наткнешься на что-нибудь интересное.

— Великолепная идея! Я немедленно займусь этим.

Надя снова надела очки и встала.

— Ты могла бы попросить доктора Смита прокомментировать прошлое и настоящее медицины или рассказать какой-нибудь забавный случай из практики.

— Стоит попробовать. — Анна тоже поднялась, и они вместе направились к двери.

В коридоре на Надю налетела секретарша.

— О миссис Адам, как хорошо, что вы здесь! Телефон в вашем кабинете не отвечал, и я… — Она замолчала, пытаясь отдышаться. — Вы можете поговорить сейчас с миссис Бритл из школы? Это насчет вашей дочери, и срочно.

Надя торопливо вбежала по ступенькам крыльца старого уродливого здания, служившего домом и приемной старого доктора — предшественника Алена — всю его долгую жизнь.

Сейчас в нем размещались кабинеты двух врачей, а на втором этаже квартира, в которой уже два года жил доктор Стикс.

В приемной было полно народу. Надя узнала кое-кого из своих знакомых и обменялась с ними приветствиями. Она быстро подошла к регистратору Монике Паркер и требовательно спросила:

— Где Элли? Я так спешила!

— О, не волнуйтесь так, миссис Адам, — ответила Моника с ободряющей улыбкой. — У доктора Смита полно пациентов…

— С Элли все в порядке? — Надя подняла голову, стараясь заглянуть через высокую картотеку во внутреннее помещение. Моника встала и поманила ее за собой:

— Пойдемте, пока вы совсем не расклеились. Ничего страшного. Доктор как раз заканчивает.

Едва поспевая за пожилой женщиной по длинному узкому коридору, Надя с дрожью в голосе спросила:

— Что значит «заканчивает»?

— С вашей дочкой все будет хорошо, поверьте мне. Она уже крутит доктором, как хочет. — Моника усмехнулась, оглянувшись через плечо.

У последней двери справа она остановилась и постучала, прежде чем открыть.

— Пришла миссис Адам, — объявила она и отступила в сторону.

Надя увидела широкую спину Алена и бледное лицо дочери. Сделав глубокий вдох, чтобы успокоиться, она вошла в небольшую комнату.

Элли показалась ей совсем маленькой и хрупкой на смотровом столе с холодным компрессом на голове. Ее голая левая стопа явно распухла.

— Что случилось? Миссис Бритл сказала только, что произошел несчастный случай на игровой площадке.

— Возможно, легкое сотрясение и растяжение сустава.

— Это серьезно?

— Ничего страшного. День-два посидит дома и пока должна пользоваться костылями.

— Бедняжка, — прошептала Надя, ее голос выдавал волнение, которое она хотела бы скрыть. — Очень больно?

У Элли опустились уголки рта. Но не от боли, поняла Надя, а от ярости.

— Ужасно больно, и во всем виноват Джон Кристи.

— Что случилось? Неужели он ударил тебя?

— Нет. Но все равно он виноват. Выхвалялся перед Мартой Болен, изображая из себя звезду футбола, и врезался в меня.

— Это Джон, у которого мама похожа на Мадонну, или Джон, у которого отец разводит лошадей?

— Джон-тупица, — пробормотала Элли, — который доставляет твои газеты. — В ее взгляде промелькнуло коварство. — Если ты меня любишь, то уволишь его, — сказала она капризно-очаровательно-убедительным голосом, унаследованным от отца.

Надя подавила улыбку.

— Ты не можешь просить об этом.

Элли опять сверкнула глазами.

— Еще как могу. Я ненавижу этого слизняка.

— Может быть, но это ваше дело, меня не вмешивай.

— Ты издатель и владелец газеты, значит, ты босс. Ты можешь все, и никто ничего не скажет, боясь потерять работу.

— Элли, ты сама понимаешь, что было бы несправедливо наказывать Джона за случайное происшествие.

Эльвира надулась.

— Если бы папа был здесь, он заступился бы за меня.

— Могу сказать лишь о себе: я не намерена никого увольнять.

Из карих глаз Элли брызнули слезы.

— Ты любишь только свою дурацкую газету.

— Неправда, — запротестовала пораженная Надя. — Я люблю много чего другого и прежде всего тебя.

— Тогда отвези меня обратно в Лос-Анджелес к моим друзьям, в мою школу, ко всем тем красивым вещам, которые у меня были, пока мы жили там.

— Теперь наш дом здесь, Эл. Помнишь, как мы говорили о необходимости перемены места?

Элли заплакала вовсю.

— Я больше не хочу жить здесь. Здесь нет пляжа, у здешнего дурацкого телевидения только несколько каналов, а люди смотрят на меня как на чучело только потому, что я нездешняя.

Надя слышала уже похожие жалобы и не знала, как на них отвечать. Но ее дочери больно, а Ален наблюдал за ними со слишком большим интересом.

— Ну Эл… — Ее прервал новый, еще более бурный поток.

— Ненавижу Орегон! Он скучный, бестолковый и… и зеленый. И я ненавижу тебя за то, что ты привезла меня сюда.

Надя замерла, пораженная, но ею тут же овладел гнев. Элли зашла слишком далеко. Можно понять разницу во взглядах, но смириться с неуважением — никогда. И неважно, от кого оно исходит, — от бывшего мужа, от ее сотрудников или от собственной дочери. Но не успела она и слова сказать, как Ален буквально оттер ее в сторону.